Илья Стариков,
почетный доктор НАПН Украины, профессор психологии ННУ им. В.А. Сухомлинско, член Национального союза журналистов Украины
Яблоки
Еще в начале мая эта яблоня поразила своей готовностью к материнству. Она оделась в подвенечный цвет не с девичьей робостью, а с какой-то спокойной и решительной убежденностью. Почти в один день разбухшие соски почек на всех ее ветках, от самых нижних до верхушечных, превратились в белые соцветия. Все дерево было окутано радостным стоном налетевших пчел и стояло не шевелясь, притихнув под напором неожиданной ласки.
Оно очень напоминало женщину, задумавшую зачать ребенка, и теперь внимательно прислушивающуюся к чуду зарождения новой жизни…
Прошло четыре месяца, и я опять поразился увиденным. Ветки этой яблони прогнулись под грузом вызревших плодов. Они радовали глаз чистотой своей кожуры, здоровым румянцем. Дерево горделиво покачивало ими, словно всему миру давало возможность полюбоваться свершенным. Но в тени листьев я заметил несколько и других яблок, стыдливо укрытых ветками. Выглядели они совсем по-другому. В глаза бросались ржавые пятна гнили, уже успевшие проступить на их поверхности, и той внутренней порчи, которая делает бессмысленным любой плод. А ведь и они были рождены тем же деревом, вскормлены общим корнем, питались одной и той же землей… Вот и попробуй понять, по каким правилам и законам растут дети – плоды нашей жизни.
Волоски жизни
Два года присматривался я как бойкий росток ореха решительно тянулся к небу. Поздней осенью пролетавшая над моим садовым участком сорока обронила созревший плод на камни, оставшиеся от постройки дачи. Когда разбрасывали на участке привезенный чернозем, орех вместе с камнями прикрыли землей. Он за зиму в ней отогрелся, приспособился к необычному месту и выгнал вверх глянцевитый, как карандаш, тоненький ствол с несколькими листочками. Я думал, что зеленый несмышленыш скоро обессилит и завянет на каменном грунте, да ошибся. Деревцо быстро адаптировалось и с отчаянным упорством продолжало доказывать, что при соответствующем желании и воле, жизнь можно обустроить в самых невероятных местах.
Мне стало жалко маленького упрямца и я решил переселить его туда, где ему будет получше. Выкопал в углу сада нормальную ямку, удобрил ее и попробовал вытянуть из камней росток. Но не тут то было. Деревцо не хотело покидать обжитое место. Оказалось: корни его между известняковыми глыбами проникли довольно глубоко, крепко прилипли к их шершавой поверхности.
И новое место ему явно пришлось не по душе. Я его и водой, и подкормкой баловал, а листочки ореха траурно обвисли. Пришлось обращаться за консультацией к соседу, у которого сад был образцовым.
Он глянул на мое деревцо, заскорузлыми пальцами поковырялся в земле около ствола и уверенно заявил:
– Дело потерянное… Не оклямается твой переселенец… Ты у него при пересадке волоски жизни перервал…А без них и корень гниет…
И действительно, как я не бился, а вернуть к жизни орех на новом месте так и не удалось…
А сколько горя и бед можно было бы избежать, вспоминай мы почаще об этих невидимых волосках жизни…
Сватовство Тараса Шевченко
В женщине всякое непонимание гасит врожденное любопытство и раздувает тревогу. Это прояснилось Тарасу давно. Как только он в первый раз перехватил в спальне недоуменный взгляд Лукерьи. Она уже приготовилась ко сну, только он не лег рядом, а попросил сдернуть с голого тела простыню и медленно расхаживал вокруг ее постели. Тогда, хоть они уже и повенчались, ему пришлось долго упрашивать невесту, чтобы она обнажилась. Молча, будто доктор, осматривал молодое тело будущей жены…. С одного плеча на другое перекладывал темно-русые косы Лукерьи. Она удивлялась, но покорно молчала.
И в другие разы прежде, чем затушить лампу совсем, он приседал рядом, неторопливо, восторженно гладил белые бедра Лукерьи, осторожно, прикасался к ним, словно боялся ожечься. Иногда он выкручивал язычок фитиля лампы сильнее, чтобы лучше просматривалась золотящаяся кожа невесты. Тогда красная окалина фитиля выступала из прорези соблазнительно, словно припрятанный язычок…. То вообще переставлял светильник в новое место. Чтобы свет падал с другой стороны, и желанная красота тела виделось по-другому….
Они уже несколько недель как посватаны официально. Лукерья – крепостная. Ее госпожа уехала за границу и поручила присматривать за девушкой своей подруге, с семьей которой она и Тарас дружили не один год. Прослышав о серьезных намерениях Шевченко, добрая хозяйка, приютившая девушку на время, так сокрушалась при нем:
– Милый Тарас Григорьевич, разве мало вы нахлебались горя с детства…. Неужели вам позабылось все это…. Да и не пара Лукерья вам вовсе….
Откуда знать отзывчивой милой женщине, которая с детства купалась в заботе и холе богатой дворянской семьи, думалось Тарасу, про то, кто кому пара….. Вот и его не всегда считали подходящим женихом. Даже родители Катюши Пиуновой, родовые корни которых тянулись от кр
епостных, когда услышали от Тараса просьбу отдать за него Катрусю, испугались. Конечно, как люди образованные, они тогда ему об этом в глаза не сказали. Но ведь дали строгий наказ своей дочери держаться от возможного жениха подальше. Быстренько сыскали ей мужа другого, с более солидным положением в обществе. А ведь чувствовал он, как Катрусина душа отзывалась на его стихи, рисунки и украинские песни, которые разучивала с его голоса. Раздавили тогда его истинную любовь. Ну, а разве мог он забыть свою проклятую зависимость от Энгельгардта или десятилетнюю солдатчину? Стираться из памяти может усталость после хорошего отдыха, проходит жажда, когда человек свежей воды напьется, а унижения клеймят его душу навсегда….
Поэтому ни крепостная зависимость, ни малограмотность невесты не стали препятствием для Шевченко. Скорее наоборот, осветили добавочным смыслом отношения с будущей молодой половиною. Появилась новая цель – выкупить на свободу Лукерью, внести хоть каплю конкретности в святое дело облегчения доли родному украинскому народу. Пусть одна душа, но вырвется с его помощью к человеческой жизни. Он научит ее тянуться к хорошим книгам, стихам и живописи.
То, что она говорила не по-московски, а по-украински, тоже очень притягивало Тараса. Каждое родное, близкое с детства слово, рождало в нем, как чернозем, самые разные чувства, пропитанные звоном соловьиных трелей, ароматом степных трав и всегда подталкивало его к творчеству.
За долгие годы скитаний по чужим местам, особенно во время службы солдатом среди бескрайних и каких-то ржавых киргизских степей, он истосковался по родной речи. Теперь даже одно украинское слово, вымолвленное случайным человеком в городе, превращало того в близкого родственника. Поэтому первые дни знакомства часами с наслаждением вслушивался в голос Лукерьи, разговаривавшей по-украински. И уже чувствовал себя счастливым.
Чтобы у ее хозяев не возникало никаких подозрений в серьезности его намерений, Тарас Григорьевич сразу утряс с владельцами невесты хозяйственные вопросы будущей жизни своей семьи. Он взял на себя все материальные заботы. Справил невесте всю одежду, даже снял отдельную комнату для Лукерьи. Теперь начал заниматься оформлением формальных бумаг для ее освобождения.
А по ночам, когда они оставались одни, мог не только вдоволь ласкать, но и рассматривать красивое тело невесты.
За десять лет солдатской службы ему часто приходилось рисовать портреты офицерских жен, внимательно всматриваться в их лица. Большей частью они были очень ухожены и красивы. Армейские чины умели выбирать молодиц. А затем он узнавал о поведении этих же женщин и их мужей. В армейских гарнизонах, как в малых семьях – все обо всех известно. Всякие неожиданности наружу вылазят. Поэтому художественное чутье научило его по глазам, лицу угадывать многое в женской натуре, в том, как станет она выстраивать свой дом и отношения с близкими.
Когда перед сном он спокойно любуется опьяняющим телом Лукерьи, Тарасу Григорьевичу каждый раз замечаются все новые детали. Ее без единой морщинки красивое лицо немного вытянуто вперед. Как у присматривающейся вокруг себя лисички. Вспоминаются быстрые ждущие взгляды ее черных глаз, когда он возвращается с работы в Академии искусств. И то, как разочарованно они ускользают в сторону, если в его руках нет какого-нибудь гостинца….
И все-таки ему хочется целовать ее бесконечно, гладить каждый участок невестиных рук, девичьих плеч и ног. Почему, часто думается ему, природа так странно строит отношения между мужчиной и женщиной? Он много лет знает княжну Варвару, как художник еще при первых встречах в их имении под Полтавой отметил прелесть ее припухших губ, доверчивую женственность спадающего набок черного локона. Давным-давно понятно ему, как льнет к нему душа этой женщины. По быстрому взгляду, отдельному слову каждый из них понимает мысли и чувства другого. Она даже прочла ему свой рассказ о влюбленной девушке. В герое, которого он узнал самого себя.
Ознакомиться с полной версией можно на сайте www.agroone.info
Илья Стариков